Научные учреждения играют ключевую роль в генерировании новых знаний в современной России. В этом статусе функционирует более тысячи физических, химических, металлургических, машиностроительных, геологических, биологических и иных НИИ, составляющих базовое организационное звено отечественной науки.
Для оценки их работы действует методика, основы которой изложены в документе с простым и легкочитаемым названием «Об утверждении порядка предоставления научными организациями, выполняющими научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы гражданского назначения, сведений о результатах их деятельности и порядка подтверждения указанных сведений федеральными органами исполнительной власти в целях мониторинга, порядка предоставления научными организациями, выполняющими научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы гражданского назначения, сведений о результатах их деятельности в целях оценки, а также состава сведений о результатах деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы гражданского назначения, предоставляемых в целях мониторинга и оценки» от 2014 года.
По результатам оценки НИИ попадает в одну из групп – первую, вторую или третью. От этого зависят его статус, финансирование, да и в целом существование как таковое, так как попадание в третью группу может повлечь расформирование.
Во главу угла указанной методики поставлены публикации, учтенные в зарубежных базах «Scopus» и «Web of Science».
Постулирован принцип: больше публикаций – «хороших и разных», как гласило название известной телепередачи советских времен.
Индекс дело, конечно, важное, но не индексы запускают в космос корабли. Попробуем посмотреть вглубь вопроса – как рождается качественный научный продукт.
Для того, чтобы сделать настоящее открытие, изобретение или, хотя бы, выдвинуть прорывной тезис, нужно провести десятки и сотни экспериментов. Учёный так устроен, что он непрерывно думает над проблемой, которой занимается. Увидеть истину в калейдоскопе многих факторов – сложнейшая задача. Как известно, даже гениям вспышки озарения приходили всего несколько раз в жизни, но они того стоили – наука делала шаг вперед.
Возьмем одно из главных мировых открытий – периодическую систему. Дмитрий Иванович Менделеев в течение долгих лет кропотливо размышлял в попытках найти закономерность в хаотичном многообразии свойств химических элементов. Имеется масса биографических свидетельств, что этот поиск не давал ему покоя, отнимал все время, всю жизнь, пока, наконец, по легенде, во сне, эта система ему не приснилась. Теперь она есть в каждом учебнике химии за рубежом и в России. На ней базируются современная наука и промышленность.
А теперь на секунду распространим действие вышеупомянутой методики на Императорский Петербургский университет образца 1865 года. Чтобы альма-матер не был записан в третью категорию и закрыт, Менделееву нужно было бы постоянно публиковаться. Написал на листочке бумаге вариант периодической системы, пусть первый и неправильный, – сразу в печать. При этом оформи в соответствии с массой технических правил, ссылок на источники, проверь на антиплагиат, а то вдруг чью-то цитату не закавычил, дай англоязычную аннотацию, оплати квитанцию, исправь замечания от редакции, перепиши и добейся публикации. Опубликовал – давай следующую, пусть тоже неправильную, это значения не имеет, но в индекс надо попасть.
А работать когда?
Есть вариант, что при таком подходе мы бы до сих пор считали металлы соединением извести и флогистона, подобно Дж.Присли, который, к слову, публиковался в ту эпоху куда активнее Менделеева.
Труд ученого – творческий. Приравнивать его к услуге, считать в человеко-часах, публикациях и иных формальных единицах – все равно что полемизировать по вопросу сколько ангелов может уместиться на кончике иглы.
Гете писал «Фауста» всю жизнь, с ранней юности до 82 лет. Известный персонаж «12 стульев» поэт Никифор Ляпис-Трубецкой работал значительно оперативней. «Служил Гаврила почтальоном, Гаврила письма разносил» и тому подобные шедевры рождались у него не то что ежедневно, а фактически сразу, как только поступал социальный заказ. Есть основания полагать, что автор гаврилиад весьма пригодился бы в современном НИИ для закрытия отчетностей, надо было бы только заставить его заучить какой-то параграф учебника, а потом просить переставлять слова, чтобы антиплагиат не фиксировал повторы.
В науке качество всегда ценилось выше количества. Работа научного учреждения, как и конкретного ученого, должна рассматриваться и оцениваться комплексно, аналитически, с учётом потенциала и создаваемых заделов.
Не следует забывать, что «Scopus» и «Web of Science» – зарубежные базы. Например, владелец базы «Scopus» – зарубежная компания «Elsevier». Мы боремся за суверенитет страны и при этом молчаливо соглашаемся с тем, что оценивать наших ученых должны «из-за бугра». А ведь многие темы, над которыми ведут работу современные физики и химики, имеют «двойное назначение», могут быть использованы и в гражданских и в оборонных целях. Мы ловим шпионов в своих рядах, подчас на грани фола, но при этом буквально заставляем наших специалистов «сливать» результаты труда в зарубежные базы.
Публикации в базе «Scopus» не дешевое удовольствие. Средства понадобятся на этапе экспертизы, рецензирования, перевода. И все это без гарантии самой публикации. Статьи могут лежать в редакциях от 1,5 до 3 лет.
Вокруг публикаций сегодня выстроился бизнес. Вот типичный прейскурант: «Публикация статей SCOPUS по всем отраслям – от 45 000 руб. (Q1-Q4), выход через 3-6 месяцев после оплаты; публикация статей Web of Science по всем отраслям – от 45 000 руб., выход через 3–6 месяцев после оплаты; публикация статей по медицинским наукам в журнале Web of Science – 40 000 руб. (срок публикации 4 месяца). Акция месяца! Публикация статьи SCOPUS в мультидисциплинарном журнале SCOPUS (Q4) + Web of Science (Италия) за 2 месяца, цена – 50 000 руб.» Названные, даже с учетом «акции», цифры сравнимы с месячной зарплатой научного сотрудника в региональном институте. К слову, зато для бизнесмена, решившего защититься, все купив, вполне по силам.
Не следует идеализировать «Scopus» и «Web of Science» и с организационной точки зрения. В отношении этих баз уже давно сложился торг: «ты сошлись на меня, а я сошлюсь на тебя», «обязательно процитируйте такого-то автора, иначе мы вас не опубликуем» и так далее. Все это имеет весьма отдаленное отношение к науке, а личность преуспевшего в таких делах человека характеризует скорее с позиций коммуникабельности, чем со стороны профессионализма.
Настоящий научный труд – это система знаний. Классическая книга Ньютона «Математические начал натуральной философии» – более 700 страниц текста. «Основы теории электричества» нобелевского лауреата И.Е.Тамма – более 600 страниц, монография «Магнетизм» С.В.Вонсовского – более тысячи. Глубокая идея требует развернутого изложения, в котором сопоставляются сведения из разных разделов, приводится большое количество фактов, делаются обоснованные обобщения. Фактически все важные научные труды выполняются в форме монографий. Наших ученых заставляют эти монографии искусственно разрывать на части, мыслить и писать лоскутно, «рвано», лишь бы быстро. Стиль «эсэмэсок» в метро переносится в академическую науку.
Можно понять желание чиновников оценить тот или иной вуз или институт по формальным критериям: 30 баллов – отлично, 20 – хорошо, 10 – удовлетворительно. Были бы только объективны сами баллы. Измерить «алгеброй гармонию» – столь же древняя, сколь и неразрешимая задача. Но помнить исторические уроки мы обязаны. Никто не рискнет сказать, что советские ученые работали неэффективно, наоборот, им подражали, на них равнялся весь мир. У них всегда был ненормированный рабочий день, они трудились по принципу «до результата». Именно так выполнялись знаменитые атомный и космический проекты, прославившие страну. Но при этом никто не перегружал институты сотнями страниц формальных отчетностей, на которые тратятся силы и время.
Даже при Сталине, а труд ученых при нем вряд ли кто-то может назвать халтурой, не было гипертрофии формального подхода. Не идеализируем тот период, тогда могли и посадить – и за дело, и по доносу. Но заставлять ученого писать тексты, у которых нет никакого другого назначения, кроме как быть написанными, – зачем?
В наш лексикон вошли термины типа «самоплагиат». Люди далекие от чудачеств наукометрии, смеются, слыша их. Ученый не имеет права использовать собственные тексты. Но это ведь абсурд, и с какой стороны на него не смотри он останется абсурдом. А ученых заставляют следовать абсурдным правилам. И они сидят, переставляя слова в собственных сочинениях, тратят на это время, лишь бы заслужить заветную галочку в отчете. Это то же самое, как если бы тренер говорил футболисту: правой ногой ты уже забивал, в этом матче бей только левой, а то за что мы тебе зарплату платим, если ты не развиваешься.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Под раздачу несправедливых правил попадает, прежде всего, региональная и местная наука. Центральные институты защитят себя участием в громких программах, да и публиковаться им проще. А провинциалов записывают в третью категорию, лишают финансирования, готовят «на выход с вещами». Но ведь именно в глубинке традиционно ковалась и промышленная, и научная сила России. На местах не так отвлекаются на столичные соблазны и интриги, там работают преданные своему делу люди, бескорыстно служащие знанию и идеям. Лишая их финансирования, не выделяя средств на оборудование, мы обескровливаем науку России.
Даже не блещущий статистикой провинциальный научный институт в своем городе является центром культуры, гравитантом интеллекта, очагом цивилизации. Молодежь приходит туда с горящими глазами, с надеждой получить самореализацию, дать воплощение своим силам. Нужно пестовать такие институты и помогать им, а не записывать в обидный «третий сорт».
Что же делать? Больше доверять не ро- и просто ботам, считающим индексы, а самим себе. Народ спросит с ученых, с Академии наук за реальные достижения, а не за беллетристику. Никто не заинтересован лукавить, сохраняя бесперспективные направления работ. Если Президент Академии наук это увидит, он сам будет первый, кто выступит за то, чтобы перезагрузить такое учреждение. Но когда придет время отчитываться делами, а не покемонами, к кому мы пойдем? К бизнесмену, который оплатил зарубежную публикацию? К борзописцу, который потратил время на «опус в Scopus»? Или к нашим кулибиным? – дай бог, если они еще не переведены из третьей категории в нестандарт.
Нужно отказываться от наукометрии и переходить к институту экспертной оценки результатов научного труда. Или по крайней мере, сочетать подходы – количественный, статистический и качественный, интеллектуальный. Причем постоянно наращивая долю второго и обеспечивая его приоритет.
Сегодня положительные перемены происходят. На недавнем выступлении в Совете Федерации министр науки и высшего образования России Валерий Фальков одной из ключевых задач назвал укрепление науки и высшей школы в регионах. Он призвал в приоритетном порядке поддерживать развитие науки и высшего образования в территориях, подчеркнул, что принципиально важно добиться сокращения разрыва между лидерами, которые многие годы получали поддержку в рамках государственных программ, и региональными научными институтами, которые ранее не участвовали в подобных программах.
«Лед тронулся», – как говорил главный персонаж цитированного выше произведения. Недостатки бывают у любой системы. Мы привели в пример Д.И.Менделеева, но этому ученому так и не присвоили звание академика, так и не вручили Нобелевскую премию. Вмешались внеположенные науке факторы; это, как говорится, другая история. Но ему дали работать. Научные учреждения, региональная наука хотят не больше, а того же самого.
Однажды в ответ на сетования ученых на то, что заграничные рейтинги не слишком соответствуют интересам отечественной науки, Президент России В.В.Путин резонно поинтересовался: а почему бы нам не выработать свои, более подходящие рейтинговые системы? Справедливости ради, отчасти они созданы, но оценивают институты-то по-прежнему по «Скопусу»! Давайте выполним поручение Президента до конца
_______